Марина Шавырина-Школяр родилась в 1975 году в Хмельницком в семье художника. В 1998 году окончила художественно-графический факультет Московского государственного открытого педагогического университета им.Шолохова. С 2005 года участник городских, региональных, всеукраинских и международных конкурсов и выставок. Член Национального союза фотохудожников Украины. Работает в техниках станковой масляной, акриловой и монументально-декоративной живописи. Участвует в международных и национальных конкурсах, выставках изобразительного искусства и фотографии. Работы находятся в частных коллекциях Украины, США, Италии, Испании, Германии, Израиля, Китая.

Сергей Школяр родился в 1975 году в Хмельницком. В 2003 году окончил Хмельницкий Национальный университет. Во время учебы увлекся современной литературой, что повлияло на его становление как художника. Участник выставок с 2010 года. Работает в технике живописи, левкаса, графики. В работах тяготеет к созданию сюжетных композиций, гротескных образов, абсурдизма. Увлекается созданием мелкой пластики. Его работы находятся в частных коллекциях Украины, России, США, Израиля, Польши, Германии и экспонируются в нашей стране и за ее пределами.

Данный проект предлагает собрать и связать случайные эмоции, почерки и их настроение. «Habet effigie» – «игра слов» (на латыни), каждое из которых обозначает портрет, но вместе это выражение можно трактовать как «его форма», наиболее интересно связывающую вопросы композиции, трансформации и идентичности.

Несмотря на то, что тематика портрета уходит своими корнями в реальный мир – в этом проекте образы остаются анонимными и несколько необработанными, смешивая при этом традиционный подход, иллюстрацию и некоторую абстрактность. Образы здесь обусловлены эстетикой и вопросами композиции портрета, но все же это отходит на второй план, а на первом стоит вопрос о символичности и настроении.

Два художника исследуют образность портрета: сюжетом, цветом, формой и символикой – смешивая эти элементы в разных пропорциях, чтобы расшифровать скрытые эмоции, внутренний мир. Сами авторы преподносят свою работу как «эмоциональную охоту», которая является результатом случайных событий, разговоров и ситуаций.

Вот что говорит сам Сергей Школьник:

«Как только у большинства появились цифровые камеры, и селфи стало явлением ничем не примечательным — мне подумалось что жанру портрета пришел конец, точнее даже не так — портрету придется перестроится в нечто другое, в этакого гибрида, где черты и сходство уйдут на десятый план. Так я наблюдал лет пять что происходит в этом разделе искусства и сам не заметил как из под руки повыскакивало с десяток работ именно в том ключе, куда, как мне казалось, условно двигается портрет. Как зритель я перебрался в противоположный лагерь (хотя я до сих пор обожаю рассматривать работы коллег)

Все конечно же знают о таких вещах, когда неожиданно вы фиксируете лицо или эмоцию при беглом взгляде, а позже выясняется, что это просто складки ткани, половинка овоща или набор случайных предметов — такие сбои наиболее интересны для художника и расширяют территорию портрета до огромных масштабов (я наивно полагал, что сказать на этом поле уже нечего). Такой сплав представляет собой настоящее искусство с уникальным опытом, иногда юмором или другим подтекстом — именно эти категории меня и завлекли на поле портрета. Впрочем, что бы я ни вложил в портрет — зритель все равно считывает исключительно свое. И эта часть творчества самая интересная, даже несмотря на то что Джон Берджер говорит о мифологизации передачи портретистом душевных качеств. С ним можно соглашаться или нет — тут дело зрителя (меня всегда интересовала техническая сторона и часто я недооцениваю сценарии восприятия.

В общем, все то в портрете, что привлекало меня именно в том узком жанре относится к карикатуре из-за ее непафосности как у классического портрета, более того, мне интересно когда на портрете и вовсе нет конкретного человека — так, некто, персонаж. Хотя мне не очень нравится слово карикатура, мне больше по душе называть графическая шутка без сатиры и обидных интонаций.

Эмоциональный диапазон визуала который привлекает меня достаточно небольшой — мне не нравятся пограничные состояния, мне гораздо ближе умеренные проявления состояния человека, поэтому нет ни оскалов, ни гримас. Эта особенность, как мне кажется, близка моему любимому состоянию. Но опыт зритель при изучении работ конечно же получит исключительно свой — мои манипуляции с контуром, цветом, тоном, сдвинуть портрет в сторону некой комиксовости надеюсь подарят микродозу эмпатии — я всё-таки человек позитивного склада.

Поиск сходства героев с архитектурными конструкциями или механизмами — это находка моей жены. Она попробовала собирать портреты таким образом, чтобы добиться у зрителя не только эмоциональной, но и физической реакции (клонить голову набок, жмуриться) — что-то вроде игры или упражнения при котором ритмическая единица превращается в черты лица. Двигаясь в этом направлении, она получила больше свободы чем при простом распознавании лица. Конечно же этот прием лежит на поверхности — многие из нас склонны персонифицировать, например, морды автомобилей или в пятнах находить фигуры, лица, да что угодно. Здесь узнавание опирается на формальные формы.»